Сказки ..... острова ...... птахи ......

Сказка первая

Утром, с первыми лучами солнца, в деревню птахи приходил по своим делам Морской Соль. К нему сбегалась вся детвора, любившая его и многие взрослые тоже выходили переброситься с ним парой слов.

Морской Соль был водяным человеком. Едва только родившись, он все свободное время проводил в море – как в колыбели, а потом и вовсе перестал жить на суше, лишь изредка навещая старых друзей. Кожа его была зеленовато-синего оттенка и переливалась, словно усеянная драгоценными камнями. Между пальцами рук и ног виднелись прочные перепонки, а огромные глаза смотрели чудно и ласково. С собой Соль всегда приносил мешок из водорослей, полный диковинок.

Сама необычность Соля делала его для птахи чем-то большим, чем разумное существо, он казался им частичкой  необычайного, посетившего их спокойную, размеренную жизнь.

— Глупенькие.. — смеялся он.

— В море и мире столько же чудес, сколько у вас самих и вас самих: нет среди них самого лучшего – все равны под небесами для чистого сердца.

— Соль! — спрашивали маленькие мальчики, прижимая к груди огромные полосатые раковины, подаренные им.

— А дети в море есть?

— Дети есть везде, — отвечал он.

— Соль! — просили девушки, поправлявшие на изящных шеях ожерелья из кораллов:

— Расскажи нам, где ты был!

— Хорошо, — улыбался он.

И во всеобщем мечтательном изумлении народ птахи уносило за горизонт. Они плескались в теплых течениях Фиолетового моря, прикасались руками к ступенькам, ведущим в город Глубь-и-Сон, покрытым тиной и загадочно мерцающим по ночам. Глядели в громадный, серый глаз рыбе-Океану, и, держась за ее плавник, катались на волнах высотой с гору. Лежа на спине спящего долгие века царя титанидов, глядели в ночь, играющую лунными бликами и всплесками смеха невесомых, воздушных Голосов Эфира.

— Соль! — спросил как-то старик Ремора.

— Ты узнал многие тайны. Каждый раз ты рассказываешь нам историю о своих путешествиях и делаешь нас богаче: и думается мне, что наше богатство неизмеримо. А знаешь ли ты, откуда поднимаются столбы, держащие небо?

Тогда Соль немного помолчал. А потом тихо сказал:

— Я добрался когда-то до тех столбов. Они стоят там, где воздух кажется ощутимым на вкус и на цвет, а верх и низ становятся одной большой дорогой. По ней можно идти, плыть или лететь – как вам больше нравиться, и как вы привыкли. Даже если не двигаться, все равно не останешься на одном месте.

Мне оставалось плыть к ним совсем немного и тут столбы заговорили. Вы никогда не слышали, как разговаривают камни? Из каменных слов можно строить дома – настолько они прочные. Вот что они сказали мне:

— ТЫ ПРИШЕЛ К НАМ, НО МЫ ПРОСИМ ТЕБЯ УЙТИ, НЕСМОТРЯ НА ДЛИННЫЙ ПУТЬ. КАК ЛЮБИМЫЕ ИГРАЮТ ДРУГ С ДРУГОМ, ТАК МЫ ИГРАЕМ С ТОБОЙ – УЙДИ И ТЫ ПОЙМЕШЬ НАШУ ПРОСЬБУ.

— И ты ушел? — спрашивали все, затаив дыхание.

— Да, — отвечал Соль.

— А понял? — спросил Янош, внук старика Реморы. Соль посмотрел на лица окруживших его людей, томимые ожиданием.

— Да, — сказал он.

— Если узнать все, нечему будет удивляться.

Сказка вторая.

Со своей северо-восточной стороны остров птахи имел длинную косу, выдающуюся в море, подобно указательному пальцу. Некогда это была каменная гряда, но время и морские приливы подточили её крепость, заставив развалиться громадными валунами. Волны нанесли сверху песка и ила, совсем загладив неровную поверхность.

Местные зеленые деревца не спешили перебираться туда – и тогда восточный ветерок, решив, видимо, исправить положение, принес с собой семена с других берегов, как будто случайно обронив их на эту новую землю. Семена дали ростки, которые вскоре превратились в могучие, широкие стволы. Не имея большой высоты, они тем не менее сами были похожи на камни – или древесные замки, прочно укоренившиеся на новой родине. Птахи назвали их дагланами.

Дагланы были не зря так похожи на замки. Изнутри они были полыми, но имели мощные стенки и небольшие природные окошки. Ветер, этакий музыкант-проказник, влетая в окошки, давал дагланам возможность издавать низкие, сочные звуки.

— О-о-о.. — пели дагланы тихонько под легкими порывами.

— Бу-у-у.. — басовито гудела роща во время штормов.

У самого окончания косы на небольшом возвышении рос самый старый из древесных великанов. В нем поселился когда-то заезжий странник по имени Мадеус – да так и остался жить. Птахи поговаривали, что он немного волшебник. Еще древние старики помнили, как Мадеус приплыл на остров, но время будто обходило его стороной. Только добавились две белые пряди в волосах, обрамлявших слегка печальное лицо с тонкими чертами. Высокое имя Мадеус вскоре забылось и для птахов он стал просто Мади, живущий на косе.

Человек, желающий его навестить, проходил по тоненькой тропинке между деревьями, которая выводила его к дому-великану. С его ветвей свисали разноцветные фонарики, мигающие мягким светом: на самом деле это были прозрачные домики из слюды, в которых жили светлячки. Иногда они улетали по своим делам, а иногда, для разнообразия, решив сменить место проживания, летели к другому домику. Если он был уже занят, затевался светлячковый спор. В воздухе выписывались сложные фигуры – чья позже растает в сумерках, тот и считался победителем. За этим краем зоркого глаза наблюдали перелетные птицы, присевшие отдохнуть на ветви.

Вокруг даглана, извиваясь и легонько поскрипывая, вела наверх узенькая зеленая лесенка – ее для Мади вырастили лесные феи. Она подводила гостя к большому окошку-входу. За ним была комната хозяина. Полом служил деревянный настил, укрепленный внутри ствола. Крышей – решетка, настолько густо заросшая виноградными лозами, тянущимися из большой вазы, что нужно было немало потрудиться, чтобы отыскать хоть небольшую прореху. Под потолком тоже висели фонарики. Комнатные светлячки были более смирные, чем их родственники снаружи и не летали туда-сюда. Мади часто читал толстые книги или делал какие-то зарисовки, а при мигающем свете это было бы весьма неудобно.

Гость, знавший привычки Мади, проходил через комнату ко второму окошку-выходу, которое вело на самый широкий и крепкий сук даглана. Он далеко выдавался над морем и почти до конца был заставлен горшочками с цветами: бело-синими, желто-красными, коричневыми с белыми прожилками – издали казалось, что дерево увешано листьями самых разнообразных форм и расцветок. Перед сильными дождями, когда светлячки прятались в домики и гасли, Мади уносил горшочки в дом.

На конце ветви был укреплен хитрый механизм, состоящий их круглого обода с ручкой и намотанной на него толстой лианой с плетеным мешком на конце. Мешок этот сделал Мади Морской Соль – большой мастер по таким делам. Время от времени Мади опускал мешок в море и потом вытаскивал себе на обед или ужин заплывших туда рыбу и крабов – предварительно, конечно, перед ними извинившись.

Очень редко он покидал свой дом. Птахи привыкли к этому и временами он казался им частью острова. Каждый раз, когда пели дагланы, вспоминался им дом с фонариками и сидящими на ветвях перелетными, дальними птицами.

Сказка третья

Янош, внук Реморы, родился десять оборотов назад – но Реморе и Асели, его матери, казалось, будто это было только вчера. И не было десяти оборотов – вот, вчера он появился на свет, а сегодня уже крепкий, загорелый, сует свой нос во все места и лазит по деревьям со сноровкой дикой кошки.

Такой же был у него характер — пылкий, любопытный, неугомонный.

Отец Яноша уплыл восемь оборотов назад на большой материк, да так и не вернулся. Сперва Асель горевала дни и ночи, храня в памяти милое лицо, тихие рассказы мужа о далеких странах и странных людях. Но прошло время – и горе сгладилось, отступив перед мягкой заботой отца и птахов, ненавязчивой, но твердой в своем участии.

Жизнь текла своим чередом. Но странное дело – через некоторое время она стала слышать, как по ночам кто-то нежно напевает ей древнюю песню снов. Жмурясь, она отчаянно закрывала уши руками.

А через пару дней, возвращаясь домой с побережья через подлесок, она увидела сына сидящем на дереве, а рядом с ним – легкую, зыбкую дымку, в которой виднелись смутные черты фигуры Янсена, ее потерянного мужа.

Ее сын что-то рассказывал, звонко и счастливо, а дымка рядом с ним колыхалась в ответ, роняя иногда еле слышные фразы, похожие на перезвон колокольчиков. С безумной надеждой Асель подбежала ближе.

— Янсен! крикнула она.

Ответом ей был лучистый взгляд ее сына.

— Лезь на дерево, мама – сказал он. И добавил извиняющимся тоном:

— Он не может спуститься, он слишком легкий.

Асель сама не помнила, как оказалась наверху. Дрожа, протянула руку к облачку – рука прошла сквозь него.

— Здравствуй, любимая! – серебристым напевом сказал ей голос. Она узнала его – тот самый, что являлся ей по ночам. Луна вышла из облака: дымка уплотнилась, стали видны ясные очертания – фигура человека с крыльями и посохом в руке. Крылья были расписаны прекрасным орнаментом.

— Я теперь Голос Эфира.. — сказал Янсен.

— Я не помню, что со мной произошло – он опустил светлую голову – но я сохранил свое имя и имена тех, кого люблю.

До боли в глазах Асель всматривалась в него.

— Вернись ко мне! — просила она.

— Не могу! — грустно улыбнулся он.

— Я ведь теперь и не человек вовсе. Я Пастух – вожу Голоса, отделяю свой поток от многих других и именно поэтому могу сейчас разговаривать с вами. Другие голоса безымянны, да им это и не нужно. Они наполняют своим дыханием незримые паруса нашего мира, они танцуют, смеясь, оживляя краски жизни, они стихия – одна из Первых, древних.

С тех пор спускался он в лес, и они приходили говорить с ним. Как ни странно, но стоило только Янсену нахмурить брови – и Асель удивленно смотрела, как её сын, вечный непоседа, внимательно ловил слова матери.

Шли обороты. Но вот настал день, когда придя в назначенный час, они не увидели отца на знакомом,  родном дереве. Через некоторое время он все-таки прилетел – на его лице была печаль.

— Я сливаюсь со своим потоком и скоро забуду вас, – ответил он на тревожный вопрос. — Сегодня.. – он широко открыл глаза – я не сразу нашел этот лес.

— Я не хочу снова тебя терять, – эти слова вышли у Асели из самого сердца. Янош только молча смотрел. В уголке глаза затаилась слезинка.

Янсен провел рукой по их головам: волосы слегка шелохнулись, будто в них запутался ветерок.

— Вы не потеряете меня. Ничто не исчезает – все меняется. Слушайся маму – сказал он.

— Я люблю вас.

***

В следующий раз он не прилетел. Мать с сыном ждали до глубокой ночи. Потом медленно ушли домой.

Иногда, когда Янош выходит ночью на берег и опускается на гальку, ему кажется, что он видит на фоне желтого круга луны величественную фигуру, указывающую вдаль – и за ней мириады крылатых созданий, послушных ее воле.